Художники, директора музеев, кураторы и искусствоведы выбрали произведения, которые обладают для них особым значением в эти времена, утешают, поддерживают и придают сил.
Дженни Савиль, художница Пабло Пикассо. «Авиньонские девицы». 1907. Музей современного искусства (МоМА), Нью-Йорк Это произведение демонстрирует, на что способно искусство. Его репродукции висят у меня в мастерской, в спальне и в ванной. Для меня оно как дорожный знак, напоминающий о том, что нужно быть смелой, видеть прошлое и будущее, указывающий, как реорганизовывать видимый мир и структурировать изображение, как создавать в живописи мощную жизненную силу.
Есть еще невероятная акварель, которую Пикассо создал во время написания этой картины, она называется «Пять обнаженных» и воплощает тот же замысел.
Гленн Д. Лоури, директор Музея современного искусства (МоМА), Нью-Йорк Марк Брэдфорд. «Завтра будет новый день». 2016. Музей современного искусства (МоМА), Нью-Йорк Недавно я провел очень много времени перед монументальной инсталляцией Марка Брэдфорда «Завтра будет новый день», которая дала название павильону США на Венецианской биеннале 2017 года. Плотная сеть разрезов и пятен коллажа стала для меня своего рода прообразом распространения коронавируса и его последствий в нашей жизни. И пока мы наблюдаем, как вирус меняет практически все, что мы делаем, хорошо, что есть кому напомнить нам — и Брэдфорд делает это необычайно красноречиво, — что будущее всегда исполняет обещание новых возможностей.
Трейси Эмин, художница, и Габриеле Финальди, директор Национальной галереи, Лондон Рогир ван дер Вейден. «Снятие с Креста». Около 1435. Прадо, Мадрид Трейси Эмин: Я обожаю эту картину, потому что в ней столько страсти… чувственности… эротизма… То, как все ее герои объединены прикосновениями и переживанием смерти Христа. Цвета одежды и текстуры… это такое изобилие через смерть… Но больше всего мне нравится, как поза Девы Марии вторит позе Христа… Они как будто бы вместе… Я впервые по-настоящему обратила внимание на «Снятие с Креста» Рогира ван дер Вейдена, когда была одна в номере отеля в Гонконге… Я рыдала… Рыдала и не могла остановиться… Сейчас я нахожу в этой картине очень много утешения, и она навсегда оставила отпечаток в моем сердце.
Габриеле Финальди: Безжизненное тело Христа снимают с Креста с потрясающей бережностью. Он как будто большой экспонат, который переносят опытные сотрудники музея. Мать кажется мертвее него. Вся картина проникнута печалью и страданием: слезы текут по щекам, кровь сочится из раны в боку, в позе склонившейся Магдалины читается ужас. На прекрасное мертвое тело слишком больно смотреть. Это Господь в Страстную пятницу. Есть ли на свете что-то более невыносимое? Или что-то более прекрасное?
Галина Ельшевская, искусствовед «Рождество». 1391. Миниатюра из Евангелия из монастыря Ахтамар Если уж выбирать единственную картинку, которая дает надежду и вообще позволяет воспарить над любыми обстоятельствами, то пусть это будет «Рождество» 1391 года, армянская (васпураканская) миниатюра из Евангелия из монастыря Ахтамар. У нее даже автор известен — мастер Тцерун. Вообще, не знаю ничего лучше васпураканских миниатюр. Они все невероятно хороши, но эта, пожалуй, самая прекрасная и самая радостная. Барашек и козел скачут вприпрыжку, на ходу поедая траву, пастух (он здесь один представляет «Поклонение пастухов») указывает на звезду, для нас невидимую — но другая, уже видимая звезда нацелена лучами прямо в лоб Младенцу, отчетливо похожему на Богоматерь: родовые черты несомненны. Румяные ангелы изумлены: как такое могло случиться? — и как же здорово, что это случилось! Даже Иосиф, которому по негласным изобразительным канонам в этой сцене положена печаль (извод «Сомнение Иосифа» — самый распространенный в иконографии «Рождества») или просто пассивность, пританцовывает от счастья.
Весь цикл миниатюр из этого Евангелия для меня есть ответ на нелепый, наверное, вопрос: какую книгу с картинками вы возьмете с собой в космос, на Северный полюс, на тот свет? Вот ее и возьму.
Трейси Шевалье, писательница, автор романа «Девушка с жемчужной сережкой» Джон Сингер Сарджент. «Дочери Эдварда Дарли Бойта». 1882. Музей изящных искусств, Бостон Для меня эта картина — не просто портрет четырех сестер, это метафора взросления. Начиная с младшей дочери, которая сидит на полу и смотрит на нас, до старшей девочки, стоящей отвернувшись, мы наблюдаем, как девочка со временем становится увереннее в себе, как растет ее самосознание по мере превращения в женщину. Это одновременно умная и душещипательная картина.
Марк Уоллингер, художник Марк Уоллингер. «Се, Человек! ». 1999/2000. Собственность художника. Скульптура сфотографирована на ступенях собора Святого Павла в Лондоне Ко мне обратились представители собора Святого Павла и Amnesty International с предложением сделать скульптуру на Пасху 2017 года. Я предложил им скульптуру «Се, Человек! », которую установили на ступенях перед громадными дверьми собора. Здесь он выглядит таким же уязвимым, как на четвертом постаменте на Трафальгарской площади в 1999 году. Поднявшись по ступеням, можно было прочувствовать скульптуру на границе между храмом и жизненной повседневностью: это человек, которого заключили в тюрьму, пытали и приговорили к казни за его веру и взгляды.
Виктор Мизиано, куратор Рембрандт Харменс ван Рейн. «Артаксеркс, Аман и Эсфирь». 1660. Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Москва Сегодня, в дни пандемии и миновавшей католической и православной Пасхи, мне вспоминается картина Рембрандта «Артаксеркс, Аман и Эсфирь», сюжет которой имеет прямое отношение к празднику. Первый год моей профессиональной жизни я посвятил ведению экскурсий в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, где хранится это замечательное произведение. Как-то я в очередной раз подвел своих экскурсантов к этой работе, подробно рассказал им ветхозаветный сюжет и раскрыл идейно-художественное содержание картины. Двадцать человек внимательно меня слушали и не отрываясь смотрели на нее. Только завершив рассказ и повернувшись, чтобы перейти к другому произведению, я заметил, что картины на месте нет, а в пустой раме висит уведомление, что она находится на реставрации. Мораль этой истории — в безоглядной вере в силу воображения. Чего бы ни лишил нас карантин, мы можем это восполнить умозрительным усилием… Мария Бэлшоу, директор Тейт Розалинд Нашашиби. «В саду Вивиан». 2017. 30-минутный фильм. Тейт Я думала о нашем нынешнем состоянии изолированности и о том, как я начала по-новому видеть изменения, которые с каждым днем приносит весна. Это сразу же заставило меня вспомнить фильм Розалинд «В саду Вивиан» (2017), снимавшийся в гватемальских джунглях, в саду художницы Вивиан Сутер и ее матери, 92-летней художницы Элизабет Уайлд. Как заметила Розалинд, «Вивиан и ее мать — две художницы в добровольном изгнании; они близки, как незамужние сестры, каждая из них играет по отношению к другой одновременно роль матери и дочери, а время от времени обе они как будто бы становятся моей матерью и моей дочерью». Во время съемок Розалинд написала в этом саду большое абстрактное полотно «Сад Вивиан» (2016). Оба произведения, в свою очередь, связаны с крупноформатными абстракциями самой Вивиан, которая использует в картинах действие атмосферных явлений, растительности и горных пород, так что природа становится ее соавтором. Пока мы не закрылись, выдающиеся работы Вивиан можно было увидеть в Тейт в Ливерпуле. Все вместе они напоминают мне о том, что весна по-прежнему здесь и земля продолжает вращаться даже в период кризиса.
Олег Кулик, художник Петр Павленский. «Освещение». Площадь Бастилии, Париж, 16 октября 2017. Акция Что такое быть человеком сегодня, человеческое поведение, невозможность и преступность регулировки его поведения обществом — главные вопросы искусства в наши дни.
У Павленского весь смысл второй акции с горящим зданием только во-вторых связан с протестом против института террора над людьми, но в первую очередь — с «перенесением огня» с общественно порицаемого насилия на общественно разрешенное, эта связь «темного» и «светлого» террора и есть содержание его жеста.
Петр Павленский тематизировал главный вопрос человеческой культуры: что важнее — человек или его производные? Человек против культуры. Вещность искусства испаряется. В теле художника, которое отлито как сознательный инструмент и является сюжетом его собственного искусства, обнаружить искусство в привычном смысле слова — хоть по меркам классической эстетики, хоть по меркам модернистской инициативы, — проблематично. У Павленского нет искусства вне его самого. И это неожиданно... Как такое неразличение понять социально детерминированному современнику и принять жизнь как искусство?
(Петр Павленский в 2019 году был осужден парижским судом за поджог Банка Франции в ходе этой акции. — TANR. ) Постскриптум от Дэвида Хокни Пабло Пикассо. «Мать и дитя» («Первые шаги»). 1943. Художественная галерея Йельского университета, Нью-Хейвен На мой взгляд, это великая картина. Помню, как я был на выставке Пикассо в МоМА до открытия. Я смотрел на нее и услышал, как за углом Билл Рубин говорит кому-то о какой-то работе из 1930-х, что это последняя авангардная картина Пикассо. Я тогда подумал:
«Эта картина написана в 1943 году, авангард-шмавангард, — это потрясающая живопись! » Он никогда не отрекался от открытий кубизма. Посмотрите на руки: что ему удалось с ними сделать. Мать нежно поддерживает ладонями маленькие толстые пальчики ребенка. В его взгляде читаются радостное волнение и страх, нога приподнята. Я заметил, что за этот сюжет берутся только очень хорошие художники: Рембрандт, Милле, ван Гог, Пикассо. Думаю, это шедевр.
Источник: theartnewspaper